Спесь и невежество уродуют внешний облик Ташкента

Уникальная архитектурная среда Узбекистана переживает тяжелейший период. Вопросы сохранения и реставрации историко-культурного наследия как никогда нуждаются сегодня во внимании государства. Сохранившиеся до наших дней памятники являются подлинными произведениями искусства, которые вошли в сокровищницу мировой культуры, за их реставрацией и охраной, помимо ЮНЕСКО, наблюдает также Международный совет по сохранению памятников и достопримечательных мест ICOMOS (International Council on Monuments and Sites). На протяжении 2019 года международная обсерватория Alerte Héritage занималась реализацией нового проекта «Архитектура Узбекистана: черная и красная книга», в котором предлагается общественный вариант списка самых важных объектов, требующих защиты. О роли активистов в спасении памятников архитектуры, а также о том, что Узбекистан потерял безвозвратно, и о многопрофильности проекта мы поговорили с его автором, президентом обсерватории Борисом Чуховичем.

— Какова в первую очередь цель вашего проекта: остановить варварское уничтожение оставшихся объектов или познакомить людей с уже исчезнувшими?

— Целей несколько… Задача сохранения памятников архитектуры, находящихся в опасности, лежит на поверхности. Однако для того, чтобы сохранить памятники, по тем или иным причинам не включенные в охранные списки, необходимо ясное осознание обществом своего культурного достояния. Чтобы это понимание сформировалось, следует говорить не только о существующих, но и об уничтоженных объектах, которые составляли с сохранившимися особую среду, где каждый элемент был логически связан с другими. Этот контекстуальный подход чрезвычайно важен.

Музей Ленина, 1970-е годы. Фото с сайта Archalert.net

В текстах нашего проекта прослеживаются, например, логические связи между главной площадью Ташкента и появлением целого ряда сооружений: Музея Ленина, Дворца Дружбы народов, «Голубых куполов», Союза художников и даже чайханы на улице Самарканд Дарвоза. Решение, принятое в 1964 году, за два года до ташкентского землетрясения, фактически предопределило облик города. Сегодня логика появления этих памятников не осознается, так как ключевой объект исчез. Оставшиеся существуют сами по себе, что лишает их значительной части смыслов и потому серьезно обедняет их ценность. Впрочем, мы понимаем, что одного экспертного высказывания, даже и в виде масштабного виртуального проекта, недостаточно для предотвращения разрушения памятников. Необходимо, чтобы общество ясно понимало – памятники принадлежат не правительству или частным собственникам, а всем горожанам без исключения. Если говорить о главной цели, достижению которой наша обсерватория Alerte Héritage хотела бы способствовать, это именно коллективное действие, в результате которого памятники перестали бы выполнять только мемориальные задачи. Они могут и должны стать предлогом и медиумом становления гражданского общества, без которого город – с памятниками или без – не имеет смысла.

— Какие объекты, уже разрушенные, вам особо жаль и почему?

— Как ни странно, мне больше всего жаль не снесенное сооружение, а то, что еще стоит и, по мнению многих, неплохо сохранилось. Речь о Панорамном кинотеатре, в моих глазах – наиболее интересном архитектурном памятнике Ташкента. Кстати, рейтинг нашего исследования, основанный на объективных показателях, это подтверждает. Многие могли бы возразить, предположив, что на вершине списка должен находиться театр имени Навои. Однако историки архитектуры согласятся с тем, что это щусевское сооружение не могло бы войти в анналы международной архитектуры: оно осталось заметным событием лишь на замкнутой архитектурной сцене сталинского СССР.

Что до Панорамки, она обозначила стремительный рывок ташкентских архитекторов к современности. Попав во многие международные профессиональные ревю, это здание было любимо ташкентцами и несколько десятилетий оставалось самым посещаемым сооружением города.

Панорамный кинотеатр, 1960-е годы. Фото из архива С. Сутягина с сайта Archalert.net

С детства любил туда ходить – в фойе готовили отличный молочный коктейль! Уже в годы учебы осознавал, насколько кинотеатр отличался от любого другого здания города: в нем были особый шик, элегантность и чисто кинематографический сценарий прохода в зрительный зал, при котором перед посетителем последовательно раскрывались новые и неожиданные пространства. Поэтому любое посягательство на этот объект мне представляется недопустимым. Хотя внешне кинотеатр кажется неплохо сохранившимся, все же серьезно пострадало благоустройство вокруг него, а к колоннам модернистского фойе были приделаны … «капители». Но главные утраты связаны с его интерьером: новый собственник полностью переделал фойе, организовав на его площадях несколько отвратительно декорированных кинозалов. Это как если бы внутри «Зеркальной галереи» Версаля построили коммерческие лавки с сувенирами – места ведь много!

— Из того, что построили в городе за последние 20 лет, хоть что-то достойно попасть в «Красную книгу»?

— В смысле архитектурного качества главные современные сооружения серьезно уступают советским, в основном из-за диктата заказчика, в котором сочетаются спесь и невежественность (будь то власти или частный предприниматель). Поэтому концептуальные или конкурсные проекты, которые можно встретить на сайтах архитектурных бюро, разительно отличаются от того, что возникает в городской среде. Особенно катастрофичен стиль главных административных сооружений, в которых предстают личные вкусы ташкентской верхушки: Сенат, городской хокимият и прочие. Некоторые спортивные сооружения – например та же арена «Хумо» – выглядят лучше. Что немаловажно – они предназначены для всех горожан, а не только для избранной прослойки, отгородившейся от города заборами и пропускными пунктами. Ташкенту давно было нужно обзавестись мультифункциональным спортивным и концертным комплексом, чью роль раньше играл снесенный «Юбилейный».

Дворец спорта "Юбилейный", 1970 год. Фото В. Стукалова с сайта Archalert.net

Однако снова возникают давние вопросы, идущие из 60-х годов прошлого века. Почему проектирование подобных объектов перепоручают москвичам? Отчего городское благоустройство доверили московской «Стрелке»? Разве москвичи лучше ташкентцев понимают, как нужно благоустроить город? Напомню, что Серго Михайловичу Сутягину, одному из авторов «Панорамного кинотеатра», в момент начала проектирования было 24 года. Когда профессионалам доверяешь, а не относишься к ним как к челяди, они должны найти оптимальные решения.

— На сайте основное внимание уделено модернистской архитектуре. Чем обусловлен этот выбор? Почему вы считаете, что эти памятники архитектуры наиболее уязвимы?

— Во-первых, модернистская архитектура – самая «молодая» и не вошла в проводившиеся в 1980-е годы обширные исследования по выявлению памятников. В то время эти только что отстроенные сооружения вообще не воспринимались как нечто, подлежащее охране. Во-вторых, в силу экспериментального характера еще не освоенных строительных материалов модернистские сооружения стали разрушаться быстрее, чем предполагалось. Например, Музей искусств был облицован новейшим стекловолокнистым материалом – стевитом – пропускающим рассеянный свет. Это было прогрессивное решение, но сам материал не успели протестировать на долговечность: в результате стеклоблоки достаточно быстро потеряли футуристический вид.

Но главные проблемы были связаны с бетоном. В 1960-е годы казалось, что этот материал вечен и за ним будущее, а уже через 10-15 лет он стал крошиться и покрываться трещинами. И, наконец, третьей причиной особого отношения к модернистской архитектуре являются социальные смыслы этих памятников, в которых запечатлелось стремление архитекторов в строительству более эгалитаристского и справедливого общества. Думается, именно эта сторона советского модернизма заставляла новые элиты презирать и даже ненавидеть его. Напротив, к сталинской архитектуре они относились хоть и не всегда бережно, но все же с пиететом, а в своих собственных архитектурных замыслах нередко руководствовались сталинскими прототипами.

— Вы планируете в дальнейшем охватить и другие историко-архитектурные направления?

— Да, на очереди архитектура 1920-1950-х годов. Хотя будет продолжаться и работа над модернистским списком, так как еще неохваченными остаются около 50 сооружений только в Ташкенте. А ведь есть и другие города.

— Как вы думаете, какие общественные организации Узбекистана и других стран могли бы вам помочь в продвижении идеи «Красной и черной книги»?

Мемориальная чайхана "Самарканд", 1970-е годы. Фото с сайта Archalert.net

У Alerte Héritage немало международных партнеров, с которыми мы координируем работу при надобности. Что касается общественных организаций Узбекистана, с ними все проблематичнее, так как после четверти века правления Ислама Каримова республика осталась без гражданского общества. Но мы с радостью получаем сигналы от граждан, готовых нам помогать и спрашивающих, каким образом это можно было бы сделать. Кого-то просим фотографировать объекты, кого-то — помочь с описанием, надеемся, что с общественной помощью сможем начать работу над Самаркандом и Бухарой. Будем надеяться, что через год можно будет рассказать о результатах.

— Каким образом то или иное здание или сооружение может оказаться в «Красной и черной книге»?

— Мы выработали четкие критерии начисления баллов в оценке сооружения. В этой системе учитываются эстетические, исторические и градостроительные факторы, а также профессиональное признание архитектурного цеха: публикации в профильных журналах, профессиональные премии и так далее. Если объект получает 10 баллов, его, на наш взгляд, следует отнести к памятникам муниципального уровня, больше 20 баллов – республиканского. Таким образом, необходимо взвесить исторические сведения об объекте, а затем оценить его с помощью системы критериев, которые страхуют нас от произвола спонтанных вкусовых суждений.

— Насколько активно местное население? Люди, по вашему мнению, заинтересованы в спасении памятников архитектуры? Хочется ли им спасать яркие архитектурные символы, напоминающие о советском строе? Или более охотно оберегаются средневековые ансамбли?

— Если судить по Facebook, сносы памятников – одна из самых обсуждаемых в обществе тем. Среди публикация Alerte Héritage можно вспомнить статьи о музейных коллекциях, библиотеках, архивах и архитектуре. И наибольшее количество просмотров, перепостов и лайков приходится именно на архитектурные публикации. Однако в том, что касается активистской деятельности, люди, к сожалению, начинают проявлять активность, лишь когда дело доходит до сноса их собственного дома. Понимания, что «когда придут лично за тобой, будет поздно», пока нет.

— Предположим, я активист. Что бы вы посоветовали мне сделать, чтобы внести какой-то вклад в ваш проект?

— Минимальным вкладом является уже простой перепост наших публикаций и участие в их обсуждениях. Также полезны любые формы чувствительной для власти реакции на неподобающие градостроительные планы. Кто-то владеет пером и может писать тексты, кто-то способен снять и опубликовать видео, кто-то — организовать опрос жителей и озвучить результаты. Собственно, так общественное мнение и формируется.

— Во времена СССР в Узбекистане была очень сильная школа реставраторов. В 1990-е годы эту организацию уничтожили. Заместитель министра культуры Камола Акилова заявила, что необходимо вернуть престиж профессии и забрать реставрацию памятников из рук непрофессионалов. Что вы об этом думаете?

Музей искусств, 1974-76 годы. Фото В. Стукалова с сайта Archalert.net

— Да, школа реставрации — не сводящаяся лишь к институту УзНИиПИреставрация, о котором вы сказали, — была действительно основательная, несмотря на ряд неверно выбранных стратегий (о чем я недавно писал в статье «Имитация памятника»). Однако громкие заявления заместительницы министра остаются декларациями. Сегодня она говорит о необходимости возвращения престижа реставрационного дела, завтра – о необходимости написания официальных сценариев для свадеб (в стиле чиновника Огурцова из «Карнавальной ночи»). Всякий раз эти слова следуют за соответствующими призывами президента. Но ведь в последние десятилетия руководители культуры находились на ключевых постах в этом ведомстве. Почему же раньше не было заявлений о недопустимости разрушения реставрационного дела? Получается, сегодня о восстановлении отрасли заговорили те, кто ее разрушал или безропотно следил за разрушением.

— Прошло полгода с заявления Акиловой, есть ли какие-то действия со стороны властей, подтверждающие их намерения?

— После многих отсрочек опубликован официальный список памятников. На наш взгляд, он должен быть уточнен и расширен, но важно, что он появился. Что же касается восстановления реставрационного дела, положение остается плачевным. Разрушить институции можно за один день, но восстанавливать всю цепочку придется годами, начиная с архитектурного образования. И главное – памятники продолжают разрушать. Сейчас встал вопрос о военном городке за Военной академией, на кону судьба бывшей Пушкинской улицы с ее памятниками… В Самарканде продолжается строительство многоэтажных домов в исторической зоне, охраняемой ЮНЕСКО. В Андижане готов проект «сити», при осуществлении которого погибнут многие памятники XIX и начала ХХ века. Вот реальные действия, стоящие за декларациями.

— Как нынешняя власть Узбекистана вообще реагирует на инициативы общественности по спасению культурного наследия страны?

— Предпочитает их не замечать. Хотя публикация списка памятников случилась именно после многочисленных призывов общественных организаций, а также ЮНЕСКО и ICOMOS.

— Архитектура – это застывшая музыка. С каким музыкальным жанром Вы бы сравнили архитектуру Ташкента?

— Для меня это выражение имеет смысл только в связи с эстетикой романтизма. Для большевиков важнейшим искусством было кино, для романтиков – поэзия и особенно музыка. Иерархия остальных видов искусства ими выстраивалась по отношению к этим двум. Мне чужд романтический взгляд на мир, и в описании архитектуры я не нуждаюсь в поэтических метафорах.