Ольга Тутубалина: «Мы не работаем, мы ведем каждодневную войну».

Ольга Тутубалина

Ольга Тутубалина — одна из самых известных журналисток Таджикистана и точно самая известная женщина страны. Ее поклонники говорят, что она жесткая и бесстрашная. Недоброжелатели описывают ее как «высокомерную и холодную». Она пришла в профессию в начале нулевых и почти сразу стала ведущим журналистом в стране, где к женщине зачастую относятся с пренебрежением. Корреспондент, а затем шеф-редактор медиагруппы «Азия Плюс» (АП), она писала о власти, делала интервью с бывшими таджикскими полевыми командирами, к которым многие ее коллеги боялись приближаться. Она оскорбила таджикскую интеллигенцию (по мнению представителей таджикской интеллигенции), проиграла суд и выплатила по иску немалую сумму. Затем для АП настали нелегкие времена — крупнейшая в стране медиа-группа, в которую входят газета, информагентство, радиостанция, продакшн-студия, сегодня блокируется властями в интернете, лишается офисов в здании государственного ГЖК (газетно-журнального комплекса) и игнорируется чиновниками.       

— Готовясь к этому интервью, прочитал, что вы покончили жизнь самоубийством. Пару лет назад, в редакционном туалете. Мол, не выдержали «борьбы с бюрократией». Сообщила об этом некая Милена Гейвандова, и вам даже приходилось давать опровержение. Что это было? 

— Милена Гейвандова — это бывший таджикский журналист, который несколько лет назад уехал из страны, точнее его вывезли, так как него были нападки, как на трансгендера. Полагаю, у него не все в порядке с психикой, он уже не одного журналиста так «похоронил», просто потому что ему казались обидными какие-то слова, высказанные в его адрес. В общем, глупая история.

— Что еще вы слышали о себе?  

— Слухов было не так уж много.  Раньше, когда была моложе, в них был сексуальный подтекст — с кем и как спала и сплю. Потом уже были разговоры о том, на кого я работаю. Проамериканские или пророссийские мы. Были слухи о том, что мне покупают квартиры. Кто и за что, не уточняли. Но город у нас маленький и почти всех людей, кто их распространял, я знаю. Мужчины — слабый пол. 

Сама я не очень открытый человек, не люблю сплетничать, поэтому круг тех, кто мог бы мне передавать подобные рассказы обо мне, очень узок.

— Хотел спросить о вашей «борьбе с бюрократией», которая продолжается — власти по-прежнему блокируют АП в интернете?

— Да, мы все еще заблокированы, уже более двух лет, с 29 ноября 2018 года. Точнее наш основной домен news.tj просто взломали. 

— По-прежнему не объясняется причина? 

— Служба связи объяснила причину еще тогда — два года назад — простыми «техническими неполадками». Хотя все прекрасно понимают, что это неправда, так как сайт всегда был доступен через VPN, а значит, он заблокирован. Вещи-то, в принципе, очевидные. 

— Глава медиа-группы Умед Бабаханов причину блокировки объяснял тем, что, мол, «Азия Плюс» «не публикует пропагандистские материалы, которые нам приносят». Приносят? Не публикуете? Даже если из администрации президента?

— Сейчас не приносят. По крайней мере, в редакцию. Из администрации не приносили никогда. Да и с пресс-службой у нас, кстати, хорошие взаимоотношения.

— Вы говорили про слухи, я тоже слышал, что ваш ресурс называют «проамериканским». Это из-за того, что вас, как сообщали ваши оппоненты, некогда финансировал американский Национальный фонд демократии? И, кажется, власти вас блокировали по этому поводу в 2011 году. Не связана ли нынешняя блокировка с этим же обстоятельством? 

— Нас называют и проамериканскими и пророссийскими в зависимости от контекста и собственных политических взглядов. Вот прокитайскими еще не назвали почему-то. 

Это нормально у нас, мы привыкли. На самом деле, «Азия-Плюс» работает только на собственные средства, в обратном случае мы давно разжились бы хотя бы нормальным офисом. А тут главная медиа-группа страны живет на 3,3 квадратах, наступая друг другу на пятки. У нас событие в офисе было, когда мы 7 лет назад туалет отремонтировали, и кабинет 3х3 под кухню оборудовали.

Я понятия не имею, с чем может быть связана блокировка АП, по мне это все очень нелогично, просто потому что она ровным счетом ничего не изменила, кроме как чуть снизила количество посетителей на сайте.

— В условиях блокировки вы активно уходите в соцсети, мессенджеры, что заметно… 

— …И продолжаем оставаться на таджикском рынке медиа номером один. Нравится это кому-то или нет, но это объективно. У нас старая школа, у нас работают одни из самых известных журналистов в стране, и мы стараемся меняться, быть в тренде. 

Ольга Тутубалина

Хотя, честно признаюсь, нам меняться намного сложнее, чем новым медиа, которые открылись в стране в последнее время. 

АП, с одной стороны, со временем стала большой медиа-группой со всеми сопутствующими плюсами — наработанными механизмами, давно выбранным курсом. А с другой, таким достаточно неповоротливым, закостенелым организмом, которому все сложнее быть в тренде. Причин этому тоже немало, но вряд ли кому-то будет интересна эта кухня.

Что касается продвижения «Азии Плюс» в соцсетях, тут да, мы действительно очень серьезно работаем в этом направлении. Этому поспособствовала в некоторой степени и блокировка нашего сайта. Так что спасибо Службе связи, хоть где-то благодаря им есть развитие. 

Мы просто поняли, что нас вряд ли разблокируют, а работать дальше как-то нужно и перенаправили все свои усилия на соцсети. Сейчас мы уверенно растем на всех платформах.

Относительно газеты, она выходит и остается популярной среди определенной части аудитории. Но этой аудитории становится все меньше. За последние годы наш тираж упал в несколько раз и сейчас это просто смешные цифры, на самом деле. 

В связи с этим мы еще два года назад решили несколько поменять формат газеты и работать на нашу целевую аудиторию. Тут, к сожалению, я не могу сказать, что мы добились значимого успеха. Несмотря на все наши старания, остановить падение тиража нам не удалось. Но такая ситуация у всех печатных СМИ Таджикистана, многие из них плюнули на это дело и просто закрылись, мы же пока держимся. 

Для нас газета «Азия-Плюс» — вопрос престижа. Это наше лицо.

— В довесок к блокировке недавно вас выселили из занимаемых площадей в столичном ГЖК. Вам предложили подняться на 13 этаж в необорудованные офисы. Сообщалось, что на освобожденное место переедет государственное информагентство «Ховар». Вы уже переехали?

— Поясню. Часть нашей медиа-группы: рекламная служба, радио, бухгалтерия, руководитель холдинга и др. сидели в той части офиса, которую, собственно, и забрали. Это несколько уютных, отремонтированных кабинетов, которые были за нами на протяжении многих лет. Это помещение находится сбоку основного здания «Шарки озод».

Сейчас ребята оттуда переехали на второй этаж уже основного здания, где расположена объединенная редакция газеты и сайта АП. То есть наши коллеги переехали к нам.

Руководство ГЖК дало АП дополнительный кабинет, где раньше находилась небольшая библиотека. Мы снесли стену, отделявшую его от нашей редакции, и вот так все вместе разместились. Теперь у нас довольно тесно, на совершенно небольшой территории постоянно практически живет 50 человек.

— На ваш взгляд, госагентству действительно некуда было деваться?

— Места в ГЖК более чем достаточно для трех таких информагентств, как «Ховар». Просто это необустроенные этажи советской планировки, без ремонта, с соответствующей — никакой инфраструктурой. Вероятно, руководство «Ховара» не захотело тратиться на ремонт, когда тут под носом есть уже готовое место. Ну, а так как «Ховар» является государственным агентством, так же как и газетно-журнальный комплекс, то вопрос решился в их пользу.

У нас же кончался срок аренды, который попросту не продлили. Собственно, у руководства ГЖК были все законные основания.

— Ваша медиа-группа подыскивает собственное здание?  

— Это на самом деле давно пора сделать, потому что ГЖК — одно из самых старых, неприспособленных, холодных зданий в городе. Такой мраморный 16-этажный гроб, где постоянно холодно и сыро.

Но сейчас пока переехать не получится, нет элементарно средств на это. Поэтому решили уже точно зимовать тут, а потом видно будет.

— Как вы считаете, в обозримом будущем в стране можно ожидать каких-то демократических сдвигов, «оттепели»,  пусть незначительной? Скажем, прессе будет легче работать. Ждете ли вы от «потом» чего-то оптимистичного? 

Ольга Тутубалина

— Я, скорее, реалист, но и оптимизма тоже хочется немного, хоть иногда, хотя бы по каким-то вопросам. 

Но насчет свободы слова, СМИ, тут я не верю, что в ближайшее время что-то изменится в лучшую сторону, нет для этого никаких оснований. 

С другой стороны, что касается профессии, знаете, журналистика Таджикистана за последнее время, буквально год, наверное, каким-то чудом ожила. Стали появляться новые проекты, лица, люди, с которыми интересно, у которых можно учиться. Это совсем молодые люди. Я не знаю, откуда они и почему решили заниматься журналистикой. Для меня странный и непонятный выбор в наше время. Но это не может не радовать и, да, это большой повод для оптимизма.

— Вас блокируют, лишают офисов. Что дальше, как думаете? Получаете ли вы какие-то сигналы или предупреждения о том, что ваша группа вообще может прекратить свою работу?

— Таких сигналов нет. Но нас в некоторых вопросах старательно игнорируют. Хотя не совсем понятно — почему. Мы всегда придерживались только конструктивной критики, сейчас и ее практически нет. За что нас критикуют наши же читатели. Мы всегда заявляли о своих ценностях — за единую страну, процветающий и благополучный Таджикистан.

Очень плохо, что не только не идут на контакт, но и ставят палки в колеса. 

Но на самом деле речь не только об АП, сейчас все независимые СМИ, которые хоть чего-то стоят, находятся в сложном положении мальчиков для битья. Не знаешь, откуда и за что прилетит. Мы так уже несколько лет живем, не понимая, почему тебя блокируют, почему не зовут на какие-то важные мероприятия, почему не хотят общаться и т.д.

Если так будет продолжаться и дальше, возможно когда-нибудь и встанет вопрос о закрытии АП. 

— Действительно, со второй половины десятых годов и АП в целом, и вы лично, как журналист, серьезно снизили остроту публикаций. Вас «попросили» или вы сами это предприняли, на всякий случай? 

— Это произошло после 2012-13 годов, примерно. С того времени давление на СМИ только нарастало. Сейчас мы работаем в новых условиях и правилах, которые приняли.

У нас давно нет явно критических материалов, да мы к ним и не стремимся. Показать то, что происходит в Таджикистане, как живут обычные люди, можно ведь и не критикуя. Собственно, у нас сейчас государственная статистика, учитывая даже, что она привирает,  страшнее любой критической статьи. 

— Для вас лично поводом снизить накал, возможно, стала история от 2014-го года под названием «Тутубалина против интеллигенции», когда вы проиграли в суде? 

— Да, это, конечно, стало причиной остановиться и подумать. Не только о давлении на СМИ, но и о том, кто тебя поддержит, если вдруг что. Выяснилось, что никто. 

— Ваши защитники говорили, что сумма иска для вас тяжела. Вы помните, откуда вы нашли эти деньги?  

— Сумма была общая — $7 тыс., по 3,5 тыс. от редакции «АП» и от меня. Деньги у меня были, личные небольшие сбережения. Я не помню, честно говоря, на что их хотела потратить тогда. Но пришлось отдать обиженной интеллигенции на лекарства. Надеюсь, они им помогли.

— Продолжаете настаивать на своей тогдашней оценке интеллигенции?  

— Да что мне настаивать? Один раз встречу с интеллигенцией посмотрите. Какие важные вопросы они поднимают? Никаких. То есть вообще. Одни читают стихи, другие просят помочь на жизнь. Тут ни говорить, ни писать уже не о чем.

— Лет десять назад в одном интервью, отвечая на вопрос: «Не пора ли уезжать из страны?», вы сказали: «Моего оптимизма становится все меньше и меньше. Вполне возможно, что в обозримом будущем я так и сделаю». Сейчас вы задумываетесь об этом? 

— Не может быть, что прошло уже 10 лет! Но, знаете, не буду врать, я думаю об этом и сейчас, просто пока нет возможности. Или я сама себе говорю, что ее нет, чтобы оттянуть этот момент, когда уже нужно уезжать. 

Я на самом деле тяжелая на подъем, мне прямо пинок нужен. Поступление дочери в вуз, наверное, им и станет… 

— Расскажите о дочери, сколько ей лет, куда хочет поступать?

Ольга Тутубалина с дочерью

— Ей 16 лет. Она всё на свете знает, не хочет учиться и вообще все вокруг отстой, ну а я зануда, как водится.

Но на самом деле она добрая, ранимая и умная девочка. Очень любит читать, просит покупать ей книги именно бумажные, потому что электронные — «это не то». Это «не то» меня почему-то радует. Еще она рисует, а раньше пыталась писать сказки. Одну я читала, и мне понравилось, но потом она почему-то перестала сочинять.

До поступления еще полтора года. Она сейчас в 10 классе. Куда поступать пока думаем, но ей нравится идея ехать в Питер. Я бы хотела, чтобы это было дальнее зарубежье. 

— Какую страну выберете. Ну, если вдруг… 

— Если бы была возможность, я бы выбрала США, но пока такой возможности нет.

— Тем не менее, АП, по вашим словам, по-прежнему востребована, откуда мысли об отъезде?

— Ну, знаете, жизнь заключается не только в работе, правда? 

Но если мы говорим о ней, то то, что мы еще остаемся востребованными, не значит, что нам это достается легко. Мы прикладываем просто неимоверные усилия, чтобы все работало, как и прежде. Тут комплекс проблем — и возможность работать, и отсутствие денег и жесточайший кризис с кадрами — я всегда про это говорю и всегда думаю, что хуже уже точно не бывает. Ан нет…  Я просто не знаю ни одной даже соседней республики, где так сложно было бы работать журналистам. Мы ведь не работаем, мы ведем каждодневную войну. С тупостью, бюрократией, трусливостью, безграмотностью, нежеланием что-то менять, нежеланием вообще работать. И я сейчас не только о чиновниках.

Если вернуться к личному, то есть, конечно, и такие мотивы. Личные. Семья, родители, дочь. Как я уже говорила, если она все же решит поступать в Питер, мне незачем здесь будет оставаться. 

— Представил себе реакцию некоторых таджикских читателей: «Она собирается в США, мы же говорили, что она проамериканская». Другие скажут: «Ага, они с дочерью, возможно, уедут в Питер. Мы же говорили, что она пророссийская». Вы «про» чья?

Ольга Тутубалина

— Как это ни странно, «Азия-Плюс» — это не вся моя жизнь, хотя я и работаю тут уже почти 20 лет. Желание жить в США очень просто объясняется, мне нравится эта страна. Я очень не уверена, что смогла бы туда переехать, но хотела бы этого.

И, конечно, я также сильно люблю Россию — мою вторую родину, у меня там много родственников. Возможно, что и там бы мне жилось хорошо.

Ну, а вообще-то я протаджикская.

— То есть, Таджикистан — первая Родина, Россия — вторая, а жить вы хотите в США. Я слегка запутался.

— Все очень просто, в США есть простые правила и законы, соблюдая которые ты можешь жить и работать. Жить хорошо, ну или в меру своих финансовых возможностей, но все равно хорошо, потому что, когда ты законопослушен, то и государство к тебе лицом. 

В Таджикистане и России, прямо скажем, от тебя и твоих возможностей мало что зависит.

Я люблю и Таджикистан, и Россию, но понимаю, что здесь я получаю неадекватные деньги за свою работу, неадекватное образование, здравоохранение и с будущим тоже все сложно.

И все же, повторюсь, мы все хотим жить на Канарах ну или почти все или почти на Канарах, но не все «хотелки» сбываются.

— Вас назначали шеф-редактором группы, кажется,  в начале десятых? 

— Редактор с 2012 года, шеф-редактор с 2016. Но, по сути это одно и тоже. Единственное, с 14-го по 16-й год я уходила из АП.

— Почему назначали вас, как считаете?

— Я хороший редактор и у меня, как мне кажется, получается организовывать рабочие процессы. 

— В патриархальной стране трудно быть женщиной-руководителем? Мужских бунтов не было в какой-либо форме?

— Бунты были, не мужские, обычные — рабочие, хоть и организованные мужчинами. Но бунты у нас подавляются без крика, этого я не люблю.  

Быть руководителем не трудно, потому что это все же творческая мастерская. Журналисты — это вам не чиновники, люди поумнее и попроще. Хотя им со мной не всегда легко. Но никто и не обещал. Я не мамочка и не подруга, но я всегда стараюсь отстаивать своих журналистов и перед чиновниками и перед главным редактором. Стараюсь быть справедливой ко всем.  

— Вам нравится управлять людьми? 

— Врать не буду, руководить нравится, не в плане — смотрите, кто тут главный, а в плане — смотрите, я это могу.  

— Как получилось, что вы стали журналистом? Полагаю, это не было мечтой детства? Если нет, то кем вы хотели быть? 

— Это вышло случайно. Я вообще мало представляла, что такое журналистика и не читала прессу. Мечтала быть милиционером, но получилось, что первое образование стало педагогическим. По настоянию отца, он всегда полагал, что это важная и уважаемая профессия.

Но я не работала по специальности. Первая моя работа — секретарь в одной из компаний, в журналистику пришла случайно. В одной газете наборщицей работала моя подруга, она и меня устроила на ту же позицию. А спустя буквально три месяца я пришла в только открывшуюся тогда газету «Азия-Плюс», тоже сначала наборщицей. 

Но писать я начала быстро, просто почитала газету, посмотрела на моих коллег журналистов и поняла, что могу не хуже.

— У вас сдержанная, холодноватая манера общения с людьми. Это не так? это маска?

— Нет, не маска ни в коем случае. Зачем бы она мне понадобилась? 

Сдержанная манера — это про меня, не высокомерная стерва, как некоторые, не знающие меня люди, предполагают. 

Я веду себя сдержанно всегда. С другой стороны с друзьями я другая, здесь я могу быть более открытой, простой, что ли. Я на самом деле добрая и даже улыбаться и шутить могу. И плакать тоже. 

— По какому поводу плакали в последний раз?

— Недавно, когда умерла наша Моника, кошка, которая прожила в семье 7 лет.

— Ваш характер, ваша  сдержанность – в кого из родителей?

— Я — в папу. Он практически всю жизнь был учителем истории. Уже давно на пенсии, в прошлом году ему исполнилось 80 лет. Его многие знают в Таджикистане, прежде всего как замечательного педагога. Мама — инженер технолог, тоже в прошлом, тоже давно на пенсии. Они сейчас живут в России, и я по ним очень скучаю.

— Как ваши родители попали в Таджикистан? 

— Случайно. Мама из Самары, с подругами они вслепую выбирали на карте место. Буквально, куда пальцем попадут. Попали на Таджикистан. Собрали вещи три подружки и рванули в солнечную республику, где гранат и персики можно было есть прямо с деревьев, прямо на городской улице…

Она никогда не жалела, что прожила здесь всю сознательную жизнь.

Папа тоже случайно. Он служил на подводной лодке, молодым участвовал в Карибском кризисе. После армии остался на службе, а потом по предложению друга решил не возвращаться в родной Киров, а ехать в теплые края. Друг предложил Таджикистан. Тут они и познакомились.

— Мы с вами душанбинцы. Но я так и не смог нигде прочесть о том, из какого вы столичного района. Где вы выросли? 

В 112 микрорайоне. Это тогда была самая окраина города. Но район считался престижным, потому что был новым. В то время на это смотрели так — новый микрорайон, значит новые школы, сады, больницы, а транспорт был всегда, поэтому далеко не все стремились в центр.

Я там жила, когда еще не было микрорайонов Испечак и Зарафшон, вместо них были поля, с которых мы — дети воровали кукурузу и арбузы. Ну, сами знаете, зеленые яблоки, грязный тутовник прямо с дерева, печеная картошка почему-то всегда без соли — этим мы тогда и питались. Ну и обносить чужие огороды — это тоже такая радость из детства. 

Сейчас уже не воруют, да и огородов и садов в городе нет. А уж чтобы встретить во дворах ежевику, которую можно горстями набрать и слопать, такого давно нет. Как будто и не было…

— В одном из давних интервью вы сказали, что «как любая женщина, я в некоторой степени завишу от мужчины, который рядом со мной. И да, некоторые рамки этой свободы устанавливает этот мужчина. Это, конечно касается только личных отношений, не работы». Женские организации с вами не согласятся. Скажут, вы озвучили одно их худших мнений патриархального общества.

— Пусть не соглашаются. Это ведь в обоих направлениях работает, понимаете. Если есть доверие и уважение в паре, значит, есть какие-то границы свобод. У каждого — свои. Если вы с ними соглашаетесь не потому, что так надо, а потому что сами этого хотите, вы счастливая пара. В общем-то, обычные вещи.

— В прошлом году в Душанбе произошел некоторый всплеск женской активности — девушки рассказывали о случаях насилия, домогательств. Кажется, такое впервые в стране, хотя проблема, мы знаем, одна из самых серьезных. Власти отреагировали на эту кампанию — был наказан некий парень, пристававший к девушке на столичной улице. Ему выписали штраф в сто долларов, кажется. На том кампания и закончилась. Проблема домогательств, насилия решаема? 

— Нет. Чтобы она была решаемой нужно до этого комплекс проблем решить. Тут же все очевидно и просто. В Таджикистане крах с образованием, это просто что-то запредельное. Не ходите в школу, достаточного послушать редкие интервью бывшего министра образования. 

Нет воспитания ни в школе, ни дома. Дома такие же родители с таким же образованием. Попробуйте кому-то из них указать на поведение их сына, я вас уверяю, в 99,9% вам укажут на дверь со словами «э, хай, не убил же» или «сам дурак».

В школе учителя боятся не директоров, а родителей. В чем ходить детям в школу порой решает вовсе не Минобразования, о чем постоянно зубоскалим мы, журналисты, а отдельные родители — из верующих. Именно они требуют от директоров запрещать девочками ходить в школу в брюках и юбках выше колен, чтобы те не смущали взоры их сыновей. С детства, с 4-го класса это везде, даже в столице! 

Большое количество населения республики, особенно в регионах, живет в такой темноте, это даже страшно представить. Там насилие — это норма жизни, причем абсолютно спокойно это принимают сами женщины. Сотни тысяч из них ежедневно подвергаются насилию, в том числе и физическому, и лишь малая толика из них возмутится (это уже когда муж переборщит, голову проломит). И это видят, на этом воспитываются дети. 

Тема секса у нас ни разу не под табу. Это только психологи таджикские у нас стесняются говорить о том, как правильно говорить с детьми о сексе. А на селе, там все просто, там мать с отцом спят в одной комнате с детьми и не считают зазорным заниматься сексом на их глазах. Потом эти дети вырастают, у них появляются потребности, а возможностей нет. Как нет и ничтожного образования и, как я уже говорила, воспитания.

Еще причины нужны?

— Прочел ваш собственный рассказ о том, как поездка в такси едва не закончилась насилием, вы едва отбились от водителя.

— Были истории и похуже, но о них, как правило, женщины стараются не говорить, правда, ведь?

— Теперь в такси садитесь? Хотя, вероятно, в Душанбе на это можно нарваться где угодно.

— Конечно, сажусь, в основном на них и езжу, особенно сейчас в пандемию. Да, нарваться можно где угодно, что в подворотне, что в офисе солидной компании. Сталкивались и с таким.

— Вы сами? ваши сотрудники-знакомые? 

— Я сама сталкивалась, мои знакомые тоже. Я не знаю ни одну женщину, которая бы с этим не сталкивалась. Это порой такое тривиальное:

- Будешь со мной спать? Я тебе зарплату накину.

- Нет, не буду.

- Ну не хочешь, не нужно.

Такие эпизоды жизни есть у всех. Это как просто быть женщиной. Ужасно, конечно, так воспринимать, но мы с этим, к сожалению, выросли. С этим, к сожалению, растут и наши дети.