Когда Самаркандом правили «висельники»

Обычно, если речь заходит об истории Самарканда, первым делом всплывают в памяти имена целой плеяды великих завоевателей и политических деятелей: начиная от Александра Великого и заканчивая Амиром Темуром. И гораздо реже в данном контексте вспоминают удивительный для своего времени политический феномен XIV века — движение сарбадаров (сербедаров), «людей виселицы» или «обреченных» в переводе с фарси. Для истории Центральной Азии это был редкий эксперимент: городское и сельское «низовое» движение сумело вмешаться в большую политику, внеся свою лепту в распад государства Хулагуидов и Чагатайского улуса. Хотя политическим центром движения был Хорасан, его влияние распространилось также на Мавераннахр. В 1365 году, предположительно, именно сарбадары на короткое время захватили власть в Самарканде, защитив город от внешнего агрессора.

На закате империй

К тому моменту, когда сарбадары впервые заявили о себе, Хорасан уже давно жил в режиме затяжного политического кризиса, который охватил почти все части рассыпающейся монгольской державы. Местные поля были вытоптаны конницей завоевателей, каналы разрушены, а некогда богатые города вроде Туса или Нишапура влачили жалкое существование, их население резко сократилось. Регион, бывший сердцем персидской культуры и экономики, оказался на периферии державы Хулагуидов. Названное в честь основателя правящей династии, внука Чингисхана Хулагу, это некогда могучее государство постепенно погружалось в пучину междоусобиц. Центральная власть в лице ильханов (правителей) слабела с каждым годом, а на местах безраздельно хозяйничала монгольская и тюркизированная кочевая знать, рассматривавшая оседлое население как дойную корову для бесконечных поборов.

Именно в этом вакууме власти и родился феномен сарбадаров. Социальный ландшафт Хорасана был предельно взрывоопасен. Крестьянство, задавленное непосильными налогами и произволом наместников-баскаков, было готово к бунту. Со своей стороны ремесленники и мелкие торговцы, чьи гильдии были разорены из-за упадка городов и разрыва торговых путей, искали способ выжить и восстановить свое влияние. Наконец, существовала влиятельная религиозно-идеологическая группа — суфийские братства и шиитские проповедники, предлагавшие альтернативную картину мира, основанную на социальной справедливости и милленаристских ожиданиях.

Для ремесленников, мелких торговцев и крестьян их проповеди были не отвлеченным богословием, а языком, на котором можно говорить о налоговом гнете, злоупотреблениях эмира и его чиновников, а также о праве на сопротивление. Именно на этом фоне возникла смесь религиозного радикализма и социальной ненависти, из которой вырос лозунг готовности «подставить шею под виселицу», но не вернуться к старым порядкам. ​​

Согласно персидским источникам, изначально идеологом движения сарбадаров был дервиш Халифе из Мазандарана, области на южном берегу Каспийского моря. В юности Халифе, будучи неудовлетворенным учениями своих наставников, явился за мудростью к знаменитому шейху Рукн-ад-дину Семнани. Однако его чересчур смелое заявление о поисках истины, которая «гораздо выше» всех четырех мазхабов (канонических богословских школ) ислама, вызвало конфликт с духовенством и привело к изгнанию Халифе. Персидский историк XV века Мирхонд так описывает беседу, вызвавшую гнев Рукн-ад-дина:

«Раз этот шейх [Рукн-ад-дин] спросил у Халифе, к какой секте из четырех известных сект он более привязан. “О шейх, — отвечал на то Халифе, — чего я доискиваюсь, то гораздо выше этих сект!” Раздраженный наставник пустил за это чернильницей в голову Халифе и проломил своему мюриду череп».

Обосновавшись в Себзеваре на западе Хорасане, Халифе провозгласил себя шейхом и начал проповедовать собственное учение. Его суть исламские источники, враждебные к сарбадарам, умалчивают, известно лишь, что местные суннитские богословы обвинили Халифе в ереси и в том, что под видом суфизма он проповедовал «мирские идеи». Действительно, суфийская форма проповедей и элементы шиизма (сильно распространенного в регионе) служили лишь идеологическим прикрытием для политического проекта и средством мобилизации масс для главной цели — восстания против существующей власти.

Город Себзевар в Иране, современный вид. Фото Wikimedia

По словам российского востоковеда Василия Бартольда, философско-политическая доктрина хорасанских саpбадаpов сложилась из идей всеобщего равенства и общинного владения землей, которые проповедовали маздакиды (V–VI вв) и их продолжатели хуррамиты (VIII–IX вв); социальной утопии каpматов (известных как «большевики ислама»); шиитских чаяний о пришествии махди, понимаемых как установление царства справедливости, а также из суфийского аскетического культа бедности и осуждения богатства и роскоши.

Себзевар, очаг иранского патриотизма и шиизма, оказался для этого идеальным местом. Речи Халифе, наполненные лозунгами о социальном равенстве, критикой в адрес суннитского духовенства и апелляциями к героическому домонгольскому прошлому иранского народа привлекли на сторону шейха толпы горожан и крестьян, ставших его мюридами. Напуганные богословы-факихи вынесли фетву (богословское заключение), разрешающую казнь Халифе, и отправили ее на утверждение ильхану Абу-Саиду — последнему правителю Хулагуидов, обладавшему реальной властью. Тот, однако, умыл руки, переложив всю ответственность на местную администрацию. В итоге хорасанские чиновники организовали убийство Халифе: в ноябре 1335 года он был найден повешенным в мечети.

Дело шейха продолжил его ученик, бывший мударрис (преподаватель медресе – религиозной школы) Хасан Джури. Он создал из последователей Халифе тайную военизированную организацию: мюриды приносили присягу на верность и обязывались выступить с оружием по первому призыву. Персидский историк пишет:

«Имя каждого вновь являвшегося мюрида записывалось; Хасан приказывал всем укрываться до времени, но держать наготове оружие и являться по первому знаку. Этот проповедник своими обольстительными фразами и решительным тоном довел своих слушателей до того, что они вверились ему совершенно и готовы были отдать ему свои души, если бы он того потребовал».

В течение трех лет Джури подпольно проповедовал по всему Хорасану, пока не был схвачен монгольским эмиром Аргун-шахом и заключен в крепость, но это произошло уже после начала собственно вооруженного восстания последователей Хасана.

Все началось с женщины

Со смертью Абу-Саида государство Хулагуидов, ранее занимавшее гигантские территории от центра Малой Азии до долины Инда, фактически распалось на части. На трон ильхана в этот период претендовало сразу несколько чингизидов, поддерживаемых региональными тюркско-монгольскими династиями. Большая часть Хорасана находилась под контролем ильханидского принца Тога-Темура и его эмиров.

В начале 1337 года в ответ на притеснения со стороны монгольской администрации жители деревни Баштин взялись за оружие. По некоторым сведениям, открытое восстание началось после того, как правительственный чиновник, остановившись на постой в доме двух братьев — местных крестьян, потребовал, чтобы те привели к нему для любовных утех жену одного из сельчан. Чиновника зарезали, а мятеж охватил все окружающие селения. Во главе восставших простолюдинов встал сын землевладельца, представитель иранизованной фамилии арабского происхождения по имени Джамал ад-Дин Абд-ар-Раззак Баштини, ученик Хасана Джури. По словам средневековых историков, это был «веселый и мотоватый» человек, большой «охотник до кровавых ссор». Именно он дал название всему движению, когда, собрав вокруг себя жителей Баштина, заявил:

«Истинному мужу приятнее в тысячу раз видеть свою голову в петле «сер-бедар», чем погибнуть как не мужчине».

Согласно версии персидского поэта Доулатшаха Самарканди, изложенной им в историческом труде «Тазкират аш-шуара», восставшие воздвигли виселицу, развесили на ней свои чалмы и стали сбивать их стрелами и камнями. Отсюда и пошло их прозвище.

Сначала повстанцы обосновались в горах, а летом 1337 года овладели Себзеваром. Это событие, собственно, и положило начало существованию фактически независимого государства сарбадаров. Абд аль-Раззак принял титул эмира и приказал чеканить на монетах свое имя, но уже в следующем году его зарезал во время ссоры брат — Ваджих ад-Дин Масуд. Приняв командование сарбадарами, он объявил себя султаном и заключил мир с Тога-Темуром, признав его своим сувереном и обязавшись платить налоги.

Государства, образовавшиеся к середине XIV века на месте державы Хулагуидов. Владения сарбадаров выделены красным

В период с 1337 по 1344 год сарбадары освободили от монгольской власти весь западный Хорасан с городами Тус и Нишапур. По словам персидских историков, восставшие хотели добиться того, «чтобы впредь ни один тюрк (кочевник) до страшного суда не смел разбивать шатра в Иране». Помимо монголов, последователям Абд аль-Раззака и Хасана Джури пришлось немало повоевать и с таджикской династией Куртов, правившей в Герате. В 1342 году духовный лидер сарбадаров погиб в битве с этим противником, а после смерти Масуда в сражении с монголами все движение оказалось в глубоком кризисе. В какой-то момент Тога-Темур решил окончательно расправиться с бунтовщиками, заманив к себе в шатер всех лидеров восстания. Однако во время пира гости убили и самого потомка Чингисхана, и половину его приближенных. Власть ильханов в Хорасане окончательно сошла на нет, и сарбадары вновь максимально расширили свое влияние, в отдельные периоды под их контролем находился почти весь Северный Иран — от Рея и Горгана (Астрабада) на западе до Герата на востоке.

Государство дервишей

Возможно, сарбадары добились бы и большего, но их новаторская модель власти была слишком уязвимой и рыхлой, так что постоянные междоусобицы сотрясали молодое государство на протяжении всех лет его существования.

Коренное отличие политической системы сарбадаров от современных ей феодальных схем заключалось в источнике легитимности. Если соседние султанаты и улусы опирались на династическое право, племенную знать и религиозную ортодоксию, то сарбадары черпали силу в популистской идеологии социальной справедливости, обращенной к городским ремесленникам, крестьянам и деклассированным элементам. Их лозунг — «борьба за веру и справедливость» — был не пустой риторикой, а основой мобилизации и инструментом удержания власти.

Однако в этой модели крылась и главная слабость. С одной стороны, существовала радикальная идеология, отрицавшая сословные привилегии и провозглашавшая равенство. С другой — для управления и обороны была необходима сильная централизованная власть, армия и иерархия. Этот разрыв между идеалом и реальностью нового правящего слоя стал основным внутренним противоречием сарбадаров.

Теоретически верховная власть принадлежала коллективному совету эмиров и самых влиятельных фигур из среды религиозных деятелей-дервишей. При этом репутация носителя верховной власти как благочестивого защитника веры и «дела бедняков» имела иногда определяющее значение. Некоторые ключевые фигуры (например, Ходжа Яхья Керави) были в первую очередь духовными лидерами суфийского или шиитского толка, чей авторитет помогал консолидировать массы.

Два странствующих дервиша. Персидский рисунок, вторая половина XV века. Стилизация под китайскую технику эпохи империи Юань

Новый глава государства или военный предводитель должен был избираться или утверждаться советом эмиров и дервишей. Но поскольку этот процесс не имел четко прописанных процедур, то напоминал скорее договоренность (или временный компромисс) между сильнейшими фракциями, чем легитимные выборы. В большинстве случаев наиболее частым способом смены лидера у сарбадаров был заговор, мятеж или прямое физическое устранение соперника.

Отсутствие четкого механизма преемственности, различия в религиозной радикальности лидеров и борьба за контроль над ресурсами делали междоусобицы хроническими. Военная верхушка противостояла дервишам и шейхам; умеренные прагматики сражались с радикалами; региональные командиры бунтовали против центра в Себзеваре. Каждая такая склока подрывала военный потенциал и обнажала хрупкость государственной конструкции, построенной на харизме конкретных лиц и общей идее, но не на прочных институтах.

В условиях перманентной нестабильности и вооруженного противостояния с соседями внутренние реформы сарбадаров проводились фрагментарно и имели ограниченный успех. Наиболее значимой из них была аграрная реформа: земли конфисковывались у лояльных монголам феодалов, передавались крестьянским общинам или воинам в качестве условных пожалований. Параллельно был отменен ряд наиболее тяжелых монгольских поборов, что облегчило положение населения.

Ключевые посты в управлении государством сарбадаров занимали выходцы из низов, а в идеологии поощрялись радикальные шиитские и суфийские течения вместо официального в государстве Хулагуидов суннизма. Одновременно правители строго следили за политической благонадежностью и моральным обликом соотечественников. Так, про пришедшего к власти в 1347 году дервиша Шамс-ад-Дина Али Мирхонд пишет:

«Ходжа Шамс-ад-Дин, если кого-либо признавал за бунтовщика и мятежника, тотчас старался удалять его из государства; стойкость правителя была так непоколебима, что он во время своего правления приказал побросать до пятисот распутных женщин в колодец, и никто по боязни не осмеливался произносить вслух названий «бенга» [гашиша] или вина. Если какому-нибудь преступнику говорили: «Мы поведем тебя к Ходже», то виновный уже заранее падал в обморок».

Монета сарбадаров. Фото с сайта toosfoundation.com

В 1364 году власть в государстве сарбадаров захватил ходжа Али Муайяд, который крутыми репрессиями расправился с оппозицией в лице радикально настроенных дервишей, но из-за этого потерял поддержку широких масс. Али Муайяд, в частности, распорядился разрушить мавзолеи шейхов Халифе и Хасана Джури и устроить на их месте выгребные ямы. Центральная власть постепенно слабела, внешние враги угрожали самой столице — Себзевару, однако почти параллельно и на других территориях, ранее контролировавшихся монголами, стали возникать различные народные движения, близкие сарбадарам. Это процесс затронул не только бывшие земли Хулагуидов, но и соседний Чагатайский улус — еще одну составную часть некогда единой монгольской империи с центром в Самарканде.

Накануне Темура

В середине XIV века Чагатайский улус, — самое, пожалуй, недееспособное из монгольских государств, — окончательно раскололся на западную и восточную части. Хаос и анархия поглотили всю Центральную Азию. На востоке, в Семиречье и Кашгаре, образовалось ханство Моголистан, на престол которого кочевой знатью был посажен 18-летний чингизид Туглук-Тимур. На западе, в Мавераннахре, правили различные тюркско-монгольские эмиры, для своей легитимизации сажавшие на трон марионеток из числа потомков Чингисхана. В 1361 году Туглук-Тимур захватил Мавераннахр и его столицу Самарканд, которую отдал во владение своему сыну — Ильясу-Ходже. Лидеры местной кочевой аристократии — эмир Хусейн и правитель Кеша Темур, тогда еще даже не хромой, — объединились, чтобы противостоять моголистанцам. Вместе они в 1363 году разгромили армию Ильяса-Ходжи и взяли под контроль Самарканд, посадив на трон очередного хана-марионетку из чингизидов.

Впрочем, уже через пару лет Ильяс-Ходжа, ставший после смерти отца правителем Моголистана, возвратился в Мавераннахр с огромной армией и в так называемой «Грязевой битве» под Чиназом одержал победу над союзниками. После этого моголистанцы двинулись на оставшийся без защиты Самарканд, но взять город не смогли. Местные жители организовали оборону стен и забаррикадировали улицы. Когда же захватчики все-таки попытались прорваться, то потеряли несколько сотен человек убитыми и были вынуждены отступить. А последовавшая затем эпидемия среди лошадей в армии Ильяса-Ходжа заставила могулистанцев убраться восвояси.

Придворный историк Темуридов Шарафаддин Язди в своей «Книге побед» пишет о тех событиях:

«Некоторое время горожане несмотря на то, что среди них не было головы, так дрались с врагом, что Царь небесный возблагодарил их. Они не подпустили воинство Джете (Моголистана) близко к городу. Но поскольку осада была длительной, то они ослабли и стали умолять Бога, прося о помощи. Но вот их мольбы были услышаны, и всевышней милостью началась холера среди лошадей войска Джете. Пало много лошадей, не осталось даже одной лошади на четверых. По этой причине все [враги] в расстройстве и ослабленные вынуждены были уходить».

В итоге почти на год крупнейший город региона перешел под власть простолюдинов. Некоторые историки считают, что во главе самаркандцев стояли именно сарбадары, хотя доподлинно неизвестно, как они сами себя называли и имели ли контакты с государством в Хорасане. Из сочинений средневековых авторов нам известны имена и профессии самаркандских вождей: студент медресе Мавланзада, старшина цеха трепальщиков хлопка Абу Бекр Калави (или Кулуй) и стрелок из лука Хурдак Бухари.

По мнению Василия Бартольда, самаркандское движение как по своему происхождению, так и по своим результатам существенно отличалось от хорасанских сарбадаров. Самаpкандцы выступили первоначально не против собственного правительства, а против внешнего врага, совладать с которым местные власти оказались бессильны.

Сведений о том, какую внутреннюю политику проводила эта народная администрация и какие социальные идеи она декларировала, почти не сохранилось. Можно предположить, что в городе произошло некоторое перераспределение материальных благ и властных полномочий, что в свою очередь вызвало недовольство местной знати, установившей контакты с эмирами Темуром и Хусейном. Те, однако, впечатленные победой горожан над Ильясом-Ходжой, которого сами они не смогли одолеть, старались внешне поддерживать с самаркандцами дружеские отношения: отправили им в подарок дорогие халаты, оружие и даже некие грамоты, легитимизирующие их власть.

Впрочем, никаких сомнений в том, что союзники попытаются вернуть себе город, быть не могло — уже весной 1366 года Темур с Хусейном объявились под стенами Самарканда и разбили лагерь в районе Чупан-Аты. Здесь они приняли делегацию горожан, которые привезли им подарки, но во время следующей встречи солдаты эмиров напали на самаркандцев и казнили всех кроме Мавланзады, за которого ходатайствовал лично Темур.

Чупан-Ата под Самаркандом. Фото Сергея Прокудина-Горского, начало XX века

В дальнейшем эмир, уже ставший известным как Тамерлан и сделавший Самарканд столицей своей собственной империи, имел еще немало проблем с населением города, кажется, так и не забывшим той годичной вольницы. Как пишет Ибн Арабшах в «Истории амира Темура»:

«Как только он удалялся от города, какая-то группа людей поднимала мятеж, свергала наместника или же бунтовала заодно с наместником. Каждый раз, как возвращался Темур, установленный им порядок оказывался нарушенным, расстроенным, положение поколебленным. И ему приходилось восстанавливать и улаживать, разрушать и строить; одних он убивал, других отстранял, третьих поощрял и одаривал… Непослушные продолжали свои противные дела и еще обман и хитрости. Такое положение повторялось девять раз. У Темура болела голова от незнания, что предпринять против непокорных».

Только к 1388 году посредством подкупа, обмана и многочисленных убийств Темуру удалось свести городские бунты к нулю — по словам Арабшаха, эмир «умертвил всех без единого и высушил их корни, стер их следы и потушил их пламя».

Темур осаждает Себзевар. Иллюстрация времен Великих Моголов, конец XVI века

Не менее решительно Тамерлан расправился и с настоящими сарбадарами, хотя в 1381 году уже упоминавшийся Али Муайяд сам пригласил эмира в Хорасан, будучи не в силах отбиваться от внешних врагов в лице наследников Хулагуидов. Одержав над теми серию военных побед, Темур оставил Али Муайяда наместником в Себзеваре, и тот сохранял ему верность до самой смерти в 1386 году. Впрочем, когда тремя годами ранее в Себзеваре и окрестностях произошло восстание сарбадаров, Тамерлан не только взял город и разрушил его цитадель, но и устроил невиданную по жестокости расправу: 2000 человек он замуровал живыми в стенах воздвигнутых им башен — связанных людей складывали в штабели, как дрова, перекладывая кирпичом и глиной. При этом некоторых вождей восстания Темур простил, и они впоследствии служили его наместниками. После смерти Тамерлана некогда могучее движение постепенно сошло с политической сцены.

Государство сарбадаров нередко представляют бандитским формированием, управляемым религиозными фанатиками. Однако такая характеристика не учитывает контекст эпохи, отмеченной повсеместным насилием. Противоположная трактовка — как восстания низов за социальную справедливость и республиканские идеалы — тоже упрощает картину, ведь среди повстанцев были и представители знати. В основе движения лежало, скорее, народное сопротивление, сплоченное общей духовной идеей. Возникшее в результате политическое устройство одновременно напоминало и республику, и религиозный орден. Сарбадары оказались одним из наиболее ярких и долговечных проектов подобного рода, пусть их идеи и не были реализованы полностью.